И мёртвые с косами стоят
Шесть часов утра. Я со своим другом Сергеем Степкиным, занимающимся промышленным альпинизмом, иду на работу.
— Просыпаюсь всегда рано утром, даже если выходной, так уж организм привык, — говорит Сергей. — На работу выходим рано, потому что до наступления рассвета надо оценить масштаб работ, подготовить необходимое оборудование, занести на крышу материалы, а когда солнышко взойдет, уже приступить к выполнению задания.
Все необходимое Сергей носит с собой — веревку, стропы, карабины, веревочные узлы, самохваты, штурмовые площадки, рогатки, диссентеры, люльку-седушку, несколько сумок, наполненных всякими мелочами.
— Никогда не оставляю альпинистское снаряжение на работе, ведь это то, что связывает меня с этим миром, — твердым голосом поясняет Сергей. — Если ты будешь плохо относиться к своему оборудованию, то и оно когда-нибудь тебя может подвести, поэтому все свое ношу с собой и перед работой всегда проверяю. Некоторые полагаются на русское авось и…
Сергей обрывает фразу и переводит разговор на другую тему. О смерти и несчастных случаях он говорить не любит, объясняя это тем, что каждый день здоровается со старухой с косой и не хочет вспоминать о ней еще раз. На самом же деле такое нежелание говорить на эту тему обусловлено тем, что четыре года назад он упал с высоты пятого этажа: не выдержала веревка. Сергей сломал руки и ноги, ребра, получил тяжелое сотрясение мозга. Врачи вытащили его с того света. После того случая он не стал менять профессию, но обо всем, что связано с работой, начал говорить в третьем лице.
Я люблю тебя, Москва
В бригаде с Сергеем работают 13 человек. Сегодня им предстоит покрасить 15-этажку в Выхино, неподалеку от Рязанского проспекта.
— Сам я орловский, но в нашем городе работы для промышленных альпинистов нет, — жалуется Сергей. — Приходится заниматься любимым делом в Москве. Конечно, бывает, что и в Орле находится работа для нас, но оплата оставляет желать лучшего.
Пока Сергей рассказывает о проблемах малой родины, мы пешком поднимаемся на 15-й этаж. Его бригада никогда не пользуется лифтами, они все как один говорят, что это плохая примета. Дверь, ведущая на крышу, закрыта. В этот раз ключ от замка есть. Когда его нет, то они пользуются универсальной отмычкой.
Наконец выбираемся на крышу. В лицо дует сильный ветер, способный сбить с ног даже физически подготовленного человека. Внизу достаточно тепло, и некоторые жители столицы снимают куртки, а вот на крыше холод такой, что уже через минуту у меня зуб на зуб не попадает. Сразу после выхода на крышу Сергей и его коллеги надевают альпинистское снаряжение и каски, собираются в круг и что-то обсуждают. Я остаюсь в стороне. Через несколько минут они молча цепляют веревки к специальным крюкам, вмонтированным в крышу, и идут к краю.
— На многих зданиях подобных приспособлений нет, и приходится цепляться к чему попало, — объясняет Сергей. — Когда работал в Орле, даже не знал, что такие крюки вообще существуют.
Всё ниже и ниже
Один за другим альпинисты прицепляют к своей «люльке» ведерко с краской и, как в американских боевиках, с лихим криком отталкиваются от парапета и исчезают. Немного поморщившись, Сергей говорит, что мне придется спуститься вниз, так как мое нахождение на крыше запрещено техникой безопасности, да и альпинистская примета гласит, что наличие чужого на крыше не к добру. Окончательно отстранить меня от дел он все же не решается.
— Будешь работать «смотрящим». Спускайся вниз и контролируй, чтобы никто не проходил под тем местом, где ведутся работы, — дает мне указания Сергей. — Конечно, опасная зона обтянута специальной лентой, но есть много чудиков, которые на это внимания не обращают.
Выйдя на улицу и подняв голову вверх, я заметил, что многие альпинисты ведут работы уже в районе 9-го этажа. Они, как пауки, умело перемещаются по зданию и с каждой минутой все большая площадь здания покрывается краской. Засмотревшись на своих новоявленных коллег, я чуть было не упустил из виду мамашу с коляской, которая, разорвав оградительную ленту, движется прямо по опасной зоне.
Крики об опасности заставляют её лишь ускорить шаг. Осознав, что мои устные увещевания не приносят пользы, подбегаю к молодой маме и оттаскиваю ее в сторону. Она, потупив взгляд, говорит, что всегда здесь ходит и даже не знала, что ей грозит опасность, а на ленту внимания не обратила.
Таких вот невнимательных за несколько часов работы набирается с десяток. Они даже не думают, что, попытавшись сэкономить пару секунд, могут поплатиться жизнью.
А обед по расписанию?
Наконец полздания окрашено. Все альпинисты спускаются вниз. Обед.
— Едим всегда внизу, — говорит Сергей. — Никогда не делаем этого на крыше. Хотя иногда бывает, что обедаем, не отходя от рабочего места, то есть зависнув где-то наверху. Вообще же всегда носим с собой бутылочку воды ну или горячий чай, алкогольных напитков не берем, также всегда с нами маленькая аптечка — бинты, йод, нашатырь.
Наскоро перекусив и размяв ноги, Сергей и его коллеги вновь начинают подъем на крышу. Я по привычке остаюсь внизу.
— Что стоишь? Тебя повысили, — улыбаясь говорит мой коллега Алексей. — Теперь будешь работать «подаваном». Пошли с нами.
Переспрашивать непонятное слово я не стал, решив, что разберусь на месте. Внизу вместо меня остался дежурить другой человек.
Поднявшись на крышу, я получаю рабочую одежду, надеваю альпинистское оборудование.
— Каждые 5—10 минут будешь свешиваться вниз, забирать пустые ведра и подавать новые с краской, — инструктирует Алексей. — Если боишься, то можешь спускаться вниз, если нет, то Серега остальному научит.
Альпинисты вновь собираются в круг и что-то обсуждают. Я остаюсь в сторонке.
Эй вы там, наверху
Проходит пятнадцать минут, и Сергей подзывает меня.
— У Лехи краска кончилась, — безмятежно говорит он.
Смотрю вниз. До земли метров пятьдесят. Перебарывая себя, чуть-чуть наклоняюсь вперед и начинаю спускать веревку. Алексей цепляет пустую тару и кричит: «Вира!». Подняв ведро наверх, наполняю его краской. Начинаю спуск.
— Стой! — кричит Сергей. — Так дело не пойдет. Надо, чтобы ведро шло как можно дальше от фасада. Для этого нужно почти полностью свеситься с крыши, а иначе все стекла побьем.
Сергей показывает, как правильно это делать.
— Самое сложное — пережить мгновение, когда ты теряешь контроль над ситуацией и понимаешь, что связывает тебя с этим миром только веревка, — успокаивает меня Сергей. — Теперь твоя очередь.
Беру полное ведро и подползаю к краю крыши. Сергей начинает меня потихоньку подталкивать. Хочется все бросить и уйти. Еще одно движение — и я понимаю, что теперь от падения меня удерживает только веревка. После этого все волнение куда-то уходит и постепенно экстремальное занятие превращается в обычную рутину.
В очередной раз принимая ведро с краской, альпинист Алексей теряет кисть.
— Для него рабочий день закончен, — комментирует Сергей. — Если промышленный альпинист теряет какой-либо предмет, то больше в этот день он не работает. Даже следить за соблюдением границ зоны безопасности он не может — это у нас примета такая.
Алексей благополучно спустился вниз, а мы продолжаем работу. Постепенно замечаю, что Сергей вообще перестал подходить к краю крыши и лишь складывает неиспользованную краску в угол. Увидев мои косые взгляды, он начинает оправдываться: «Все неиспользованные расходные материалы мы забираем себе. Ты можешь подумать, что это воровство, но на самом деле эти остатки никому не нужны, а в хозяйстве все пригодится. Тем более что краска ужасного качества. Вообще такое случается часто. Например, проводится конкурс на покраску дома. Его выигрывает заказчик. Покупает самую дешевую краску, нанимает нас, а оставшиеся деньги забирает себе. Бывает и так, что вместо полной покраски здания красят только переднюю часть дома, а про остальные забывают».
Часам к шести вся работа закончена. Собрав оборудование и неиспользованную краску, мы спускаемся вниз.
— Вообще, на исполнение вот такого заказа нам дают 2—3 дня, но выгоднее сделать работу побыстрее, — объясняет Сергей. — Помимо покраски зданий, мы моем окна, убираем снег и сосульки с крыш, монтируем рекламные растяжки, проводим различного рода строительные работы. В нашей бригаде практически все умеют обращаться и со сваркой, и с дрелью, и с другими электроприборами.
Спустившись вниз, альпинисты вновь собираются в круг, на этот раз подзывая меня к себе, благодарят друг друга за работу и молча расходятся по своим делам.
«Газпром», армия и романтика
— Вообще, стать промышленным альпинистом очень сложно, — сев в машину, начинает разговор Сергей. — Для этого нужны специальная подготовка, прекрасные физические данные, устойчивая психика, альпинистские навыки — без этого в нашей профессии никак. Сам пришел сюда после службы в армии.
На вопрос о том, почему он все-таки решил стать промышленным альпинистом, Сергей отвечает с особым воодушевлением: «Это непередаваемые ощущения! Романтика. Стоит один раз подняться наверх — и потом за уши не оттянешь. Сидишь в люльке и как будто летишь. Под тобой — многомиллионный город, над тобой — бескрайнее небо, и между ними — ты. Вот работал я как-то на здании «Газпрома». Высота 150 метров. Первое время было страшно, но потом так понравилось, что спускаться не хотел. Все говорят, что наша профессия опасна, но в этом весь ее кайф. Вот подрастет еще немного сынишка, и я его обязательно с собой возьму. Пусть посмотрит, чем папка занимается...
Александр ТРУБИН
